Дипломат Анатолий Адамишин — о том, есть ли будущее у Организации Объединенных Наций.
Организация Объединенных Наций все чаще становится ареной для демонстрации яростной непримиримости, нежелания идти на компромиссы. Иногда складывается впечатление, что страны — члены ООН (прежде всего Совбеза) перестали дорожить организацией и готовы даже на ее роспуск. Особенно отчетливо падение авторитета ООН и фактическая неспособность повлиять на участников конфликтов проявились на примере обсуждения ситуации, сложившейся в Сирии и Донбассе. Что происходит с ООН, каковы ее перспективы? Эти вопросы мы задали Анатолию Адамишину, который в 1986—1990 годах работал заместителем министра иностранных дел СССР, в 1992—1994 годах занимал должность первого заместителя министра иностранных дел России, в 1997—1998 годах — министр по сотрудничеству с государствами СНГ, с 2004 года — президент Ассоциации евроатлантического сотрудничества.
...ООН ждут перемены?
— Не думаю, что ООН доживает последние дни. Организация как не была вершителем судеб в мире, так и не будет. Но ООН выполняет целый ряд других полезных функций — и миротворческих, и экономических… И потом, знаете, ООН это такой монстр, что его ликвидировать — это как, знаете, с атомным оружием: дорого создавать, дорого содержать, а уничтожить… еще дороже.
— То есть ООН обречена на такое же, как и сейчас, существование, и судьба Лиги Наций ООН не ждет?
— Не думаю, что ООН ждет судьба Лиги Наций.
— А переформатирование? Ну, например, лишение права накладывать вето? Или как-то минимизировать эту возможность?
— Конечно, право вето сейчас, если говорить на прямоту, в таком формате — это анахронизм. Почему Франция имеет право вето, а Германия не имеет? Право вето давалось, когда создавали ООН, и тогда ООН отражала то соотношение сил, которое было в мире на 1946 год. Но с тех пор соотношение сил в мире изменилось. Поэтому разговоры не раз поднимались насчет того, чтобы расширить чьи-то права в Совете Безопасности, чтобы по тем или иным вопросам лишить права накладывания вето… Но мы крепко держимся за это свое право.
— И американцы держатся…
— И поэтому я не думаю, чтобы что-нибудь смогли с этим поделать. Просто, как и раньше, не будут обращаться в ООН, когда не будет шансов получить одобрение, а будут действовать самостоятельно.
— То есть ООН останется, но ее значение станет меньше?
— Не будет роль ООН уменьшаться, потому что у нее нет роли. Что главное? Это вопрос — как можно применять силу? Есть это четко в уставе ООН, описаны все случаи — и только тогда, когда Совет Безопасности дает на это свою санкцию. Но сколько раз применялась сила без всякой санкции Совета Безопасности?
— Получается, если Россия, Штаты или Китай понимают, что надежды получить санкцию никакой нет, они просто обращаться не будут. Правильно я понял?
— Абсолютно точно…
— Анатолий Леонидович, выходит, что по той же Сирии или Донбассу опять будут только Россия и США договариваться? Или ООН все-таки хоть что-то сможет сделать?
— По вопросу кризиса в Донбассе — ООН отстранена совсем от его разрешения, — там действует ОБСЕ. И получается: какая же ООН миротворческая организация, если те, кто в Донбассе управляет делами и с той, и с другой стороны, не хотят, чтобы там была ООН?
Теперь о Сирии. Ну что в Сирии может сделать ООН? В Сирии идет фактически опосредованная война между нами и американцами, она там приобретает то одни формы, то другие. Россия поддерживает одну сторону конфликта, США — другую. И на такой основе договариваться о чем-то в рамках ООН просто невозможно. Так что по Сирии рано или поздно придется договариваться тоже только России и США.
ПОДРОБНОСТИ
Journal information