Продолжение. Начало здесь
4 марта 2020 года (четверг)
В магазин колонии завезли телефонные карточки. Целых десять штук на полторы сотни арестантов. Одну карточку успел купить и смог позвонить в Казань.
5 марта 2010 года (пятница)
Из тюрьмы переслали обручальное кольцо, которые изъяли в день ареста. Выдали. Тут же надел на палец! И снимать больше не намерен.
***
Пришло уведомление, что на 12 марта 2010 года в Верховном суде Татарстана назначено рассмотрение моей кассационной жалобы на постановление Вахитовского районного суда, который отказался признать незаконным бездействие прокурора РТ Кафиль Амирова и фактически прикрывающим фальсификацию «рапорта об обнаружении признаков преступления» (это когда шеф СКП Владимир Киршин указал в рапорте, что «неустановленные лица» распространили в интернете слухи о смерти Шаймиева, в то время, как Шаймиев во время допроса показал, что сообщил Киршину имя супостата).Написал заявление с просьбой предоставить мне отпуск на 11 и 12 марта для участия в судебном заседании.
***
Между тем сегодня исполнилось ровно 100 дней моей несвободы. 100 дней, которые вобрали в себя 22 дня одиночной тюремной камеры, 46 дней общей тюремной камеры и 32 дня колонии.
Может показаться странным, но самым суровым наказанием мне кажется колония-поселение. В тюрьме было легче. Легче сохранить в себе человеческое достоинство, не скатиться в мир инстинктов, не превратиться в человекообразное существо. Здесь, в Дигитлях всё это дается неимоверно тяжело. Потому что весь уклад жизни колонии-поселения направлен на то, чтобы превратить людей в безропотных существ, живущих не мозгами, а инстинктами. В эдаких «собачек Павлова».
Пять раз в день в бараке раздается душераздирающий звонок. Один звонок, самый первый, в 6 утра – это сигнал подъема. Ещё четыре – в 7.15, в 13.15, в 17.15, в 20.45 – это звонки на построения для проверки. Услышав эти звонки, колонист выбегает на улицу и трепетно ждет, когда будет произнесена его фамилия. Услышав свою фамилию, колонист кричит:
- Здесь!
Кроме четырех построений, каждый час осужденные расписываются в специальном журнале. Особенно диким выглядит расписывание сразу после проверки. Вроде бы только что человек прокричал что он «Здесь», администрация колонии осуществила надзор, но этого, видите ли, мало, надо еще в журнале расписаться.
Самое трудное в колонии-поселении - невозможность побыть одному, один на один со своими мыслями. В спальном помещении от подъема до отбоя орет или музыкальный центр или видеомагнитофон. В комнате воспитательной работы целый день работает телевизор. Библиотека только называется библиотекой. На самом деле, это стеллажи с книгами и перегородка. Посидеть, почитать в библиотеке невозможно. Впрочем, это нигде невозможно. Чтобы написать хоть что-то осмысленное, встаю в пять утра. Когда все еще спят. Правда удается это не всегда. Если смена сотрудников КП-17, охраняющих наш сон-покой, вредная, то никакого утреннего похода за одиночеством не получается, а получается перебранка:
- Вы куда, Муртазин?
- В комнату воспитательной работы.
- Не положено.
- Но я выспался, хочу почитать, пописать.
- Не положено. Вернитесь в спальное помещение. Можете не спать, просто лежите… До подъема еще целый час.
Приходится возвращаться в свою секцию, потому что такая линия поведения прописана «Правилами внутреннего распорядка». Ночью осужденный обязан находиться в спальном помещении. И нигде больше. Даже в туалет (который находится на улице) может выйти, только попросив разрешения и записавшись в специальный журнал (чем не «пёсик Павлова»?).
8 марта 2010 года (понедельник)
Ничего не происходит. Ничего! Кажется, что жизнь остановилась.
На снимке: около своей шконки, фотография отсюда
Journal information